Прошлое и будущее научной фантастики. Обзор Сергея Шикарева, часть I

Критик научной фантастики Сергей Шикарев на симпозиуме в рамках московской выставки «Будущее. Искусство в воображаемом будущем» сделал исторический очерк научной фантастики.

Исследователи фантастики (или чего угодно) любят спорить о дефинициях. К примеру, о том, что есть фантастика. Или о том, кто был первым фантастом. В число фантастов у них иногда попадает не только Гоголь, но и автор «Гильгамеша» – на том основании, что описываемых ими событий не было в действительности. Однако научная фантастика в строгом смысле слова появилась после того, как в XVII веке Фрэнсис Бэкон опубликовал свою работу «Великое постановление наук». В ней он пытался представить науку тем социальным институтом, который существует сейчас. И ее целью он объявил изменение, преображение мира, а не просто удовлетворение любопытства. Он видел в науке инструмент для построения лучшего общества, что отвечало христианским ожиданиям наступления Царствия Божьего на Земле. Время вдруг перестало казаться цикличным, появился некий вектор общественных ожиданий, устремленный в будущее. Будущее стало категорией, которую можно обсуждать, вообразить и, как сказал Фрэнсис Бэкон, преобразовать, причем именно средствами науки. Появилась идеологическая база для той литературы, которую мы называем научной фантастикой.

Франкенштейн

И все же, какое первое произведение мы можем безусловно отнести к научной фантастике? Это «Франкенштейн», роман Мэри Шелли (1818). Однажды лорд Байрон, его секретарь и супруги Шелли вместе отправились к Женевскому озеру. В пути они затеяли литературную дуэль: каждый должен был придумать какой-нибудь вымысел. Секретарь Байрона Полидори сочинил готическую новеллу про вампира, которая позже была опубликована под именем Байрона, что привело к их ссоре. А восемнадцатилетняя Мэри Шелли написала роман об ученом, который создал монстра по имени Франкенштейн. (История написания «Франкенштейна» рассказана, в частности, в фильме Кена Рассела «Готика» (1986).

В этом романе создание нового человека было основано на научных представлениях того времени. Научная фантастика вообще склонна варьировать типичные мифологические сюжеты. Первый же фантастический роман «Франкенштейн» рассказывает о сотворении человека. Человек здесь примеряет на себя роль Бога.

Сейчас в Интернете распространено понятие «футурошок» – так названа стрессовая психологическая реакция на слишком быстрые изменения, к которым человеку сложно адаптироваться (психика – инертное образование, сформировавшееся еще в каменном веке). Так вот, фантастика, по-моему, является лекарством от футурошока. Она готовит человечество к изменениям, предлагает ему версии и сценарии развития. Все это есть уже во «Франкенштейне».

Техника и общество

Жюль Верн и Герберт Уэллс создали два основных направления в фантастике, сформировавшихся в XIX веке и сохранившихся до сих пор. Жюль Верн – это упоение техникой: необычайные изобретения, «Наутилус», полеты на Луну. Он писал в то время, когда человечество верило в технологические утопии и концепции рукотворного рая – еще не утонул «Титаник» и не началась Первая мировая война.

Между тем Герберт Уэллс первым описал возможные трагические последствия развития технологий и общества. Его «Машина времени» (1895) и «Человек-невидимка» (1897) – фантастическая литература совершенно нового рода.

Золотой век

1930–50-е годы – время, которое принято считать золотым веком научной фантастики. Ее расцвет сформировали два журнала и два человека. Это Хьюго Гернсбек, основатель журнала «Amazing Stories» (в его честь названа одна из авторитетнейших премий в области фантастики) и легендарный редактор журнала «Astounding» Джон Кэмпбелл. Они публиковали Айзека Азимова, Клиффорда Саймака, Роберта Хайнлайна – американских гранд-мастеров научной фантастики.

Хьюго Гернсбек говорил, что научная фантастика хороша, если в ней 25% науки и 75% всего остального. Однако фантастика этого периода технократична. Хотя со временем писатели все больше меняли соотношение в формуле Гернсбека в пользу «всего остального», основными темами в жанре по-прежнему оставались пути развития человечества в контексте науки и технологий.

Вкус к утопическим мечтаниям был утрачен. Вместо них получил распространение сюжет о «корабле поколений», который летит к звездам на субсветовых скоростях – до пункта назначения доберутся далекие потомки тех, кто отправился в путь. Для них возникает опасность разрыва связи с предназначением и ценностями человечества. На эту тему писали такие разные авторы, как Роберт Хайнлайн, Брайан Олдисс, Гарри Гаррисон, Клиффорд Саймак.

Перу последнего принадлежит, помимо прочего, роман «Заповедник гоблинов», в котором идет речь о поисках сокровищницы исчезнувшей цивилизации (которой оказывается библиотека).

Любовь, секс и научная фантастика

В те же годы пуританскую Америку уже беспокоили первые проблески сексуальной революции (хотя в кино еще действовал «кодекс Хейнса»). Фантастики они тоже коснулись. 

В журнале «Startling Stories» в 1952-м году была опубликована повесть, которую долго отказывались печатать другие журналы (Кэмпбелл отверг ее как «тошнотворную»). Смелый издатель «Startling Stories» напечатал – «Влюбленных» («Lovers», 1952) Филипа Фармера. В этой повести описана колония землян на далёкой планете. Главный герой – человек – вступает в интимную близость с инопланетянкой, и выясняется, что инопланетяне похожи на людей только внешне, а на самом деле они являются насекомыми. Причем автор дает этому феномену вполне наукообразное объяснение. В своем жанре эта повесть произвела эффект разорвавшейся бомбы, а Фармер получил премию «Хьюго» как самый многообещающий молодой автор. Так писатели-фантасты открыли для себя новую область.

Кстати, человекоподобных насекомых Фармер назвал лэйлитами (lalitha). Это слово звучит почти как «Лолита» – ассоциация с другим вызовом общественным нравам. Известно, что Набоков фантастику читал, и его роман вышел позже. Возможно, Фармер был знаком с романом Алексея Толстого «Аэлита» или с его экранизацией. Конечно, этимологическое расследование можно довести и до первой жены Адама Лилит (Lilith).

Фантастика и трансформация текста

Уже в первые годы радиовещания появились постановки по оригинальным фантастическим сюжетам. Самая известная из этих инсценировок – радиоспектакль Орсона Уэллса по мотивам «Войны миров» его почти однофамильца Герберта Уэллса. Этот спектакль поверг в панику радиослушателей, принявших новость о вторжении инопланетян за чистую монету. Но это – частный случай.

Экспансия фантастики не ограничилась «смежными территориями» радио и кино. Известны попытки вырваться за ограничение литературной формы – страниц, букв. Альфред Бестер в своих классических романах «Человек без лица» (1952) и «Тигр! Тигр!» (1956) пытался преобразовать текст, передать сюжет, эмоции и состояние героев графически – используя плавающие шрифты, разный размер букв (кегль), вписывая текст романа в странные таблицы. Увы, в советское время из русского издания эта «графика» была исключена. И эти романы, за редким исключением, до сих пор издаются с досадными лакунами. Между английским и американским изданиями тоже было различие. В английском была потрясающая фраза «Я убью тебя насмерть!», которую из американского издания убрали.

Страница романа «Тигр! Тигр!» Альфреда Бестера

Экспериментировал с трансформацией текста также Харлан Эллисон, обладатель множества литературных премий. Его рассказ «У меня нет рта, а я хочу кричать» (1967) имеет постапокалиптический сюжет: человечество почти вымерло, компьютер поработил оставшихся в живых людей и ужасно их пытает. Реплики этого компьютера автор выразил с помощью графики в тексте. Эллисон, большой скандалист, нападал на первого издателя этого рассказа, который не сделал задуманную им перфорацию на странице. Еще он выиграл суд у Джеймса Кэмерона, и его включили в титры «Терминатора», так как им был написан рассказ с похожим сюжетом.

Позже игру с «пространством текста» продолжили Марк Данилевски в «Доме листьев» (2000) и Джонатан Фоер в «Дереве кодов» (2010). Стивен Кинг (писатель, традиционный и по форме, и по содержанию) тоже очень внимателен к графичности абзацев – их ритму, размеру. 

Экспериментам такого рода мешают технические сложности и читательская инерция. И хотя научная фантастика по своей природе связана с новаторскими идеями, это жанр очень консервативный. Фантастика вообще отстает от остальной литературы. Джеймс Джойс начал писать невероятно сложным языком в начале XX века, а Фармер – только в 50-х.

Иными словами, приемы потока сознания или, к примеру, монтажа повествования (включение в текст газетных вырезок, документальных фрагментов и т. д.) стали достоянием фантастики лишь спустя несколько десятилетий после их появления в литературе.

И важную роль в этом сыграла так называемая «Новая волна» англо-американской фантастики.

Продолжение: Прошлое и будущее научной фантастики. Часть II