Этот фильм не о засадах и перестрелках, а об одном из величайших мифов человечества — мифе революции. По версии Леоне, революция — это прекрасная форма самоубийства. Или алкоголизма.

Он услышал, как внизу открылась входная дверь. Карл поднял глаза на Коврина. Видно было, что русский тоже это услышал. Карл кивнул. Это мог быть лишь Песоцкий. Коврин слегка отодвинул Карла и быстро начал спускаться по ступенькам. Карл вскочил и последовал за ним.

Карл поворачивается на бок. ТАМ болит. Карл хнычет. — Разве я обещал, что ты получишь удовольствие? — осведомляется высокий чернокожий, вытирая руки полотенцем, а затем потягиваясь и зевая. — Нет, — голос Карла глухой и слабый. — Ты можешь уйти, когда пожелаешь. — Что, это так всегда будет?

Нам всем нравится красивый дизайн. Нам нравится дизайн Филиппа Старка. Мне, например, очень нравится дизайн Филиппа Старка. Старк знает, ЧТО ДЕЛАЕТ. Или, по крайней мере, утверждает, что знает. Нам нужна уверенность в том, что мы окружены "хорошим, качественным" дизайном. Нам нужна идеология.

Когда Майкл Корлеоне застрелит в семейном ресторане двух человек, посмотрите в глаза Аль Пачино - и вы услышите музыку, звучавшую в начале фильма. Магия, с которой Нино Рота вплетал свои мелодии в изображение, остается и поныне чем-то таинственным. Его прозвали L'incantatore di Bari - Чародей из Бари.

Он играл в супергруппе 80-х, изменившей представления современников о звучании гитарного рок-трио. Участвовать в записи его сольных альбомов почли за честь лучшие музыканты планеты. Имя этого гитариста и композитора почти неизвестно отечественному слушателю.

Кортасар был впервые переведен на русский язык на заре эпохи застоя, в начале 70-х. С тех пор советский (позднее — российский) читатель с ним не расставался. Кортасару повезло — он устраивал всех. Власти нравились его революционная романтика и антиамериканизм, интеллектуалов он привлекал своим изощренным письмом, вобравшим в себя европейскую культуру...