Хочется испытывать это снова и снова. Гляциолог Оксана Степанова о жизни и работе в Антарктиде

Абстрактная и далекая, мифическая для большинства из нас – Антарктида более чем реальна для нескольких тысяч исследователей, живущих и работающих там в эту минуту. Единственное, чего в Антарктике точно нет – это государственных границ и белых медведей. 

О жизни и работе в Антарктике нам рассказала Оксана Степанова – молодой исследователь-гляциолог, выпускница факультета географии и геоэкологии СПбГУ, сотрудница института Арктики и Антарктики. Оксана дважды ездила на российскую антарктическую станцию Новолазаревская. 

Арт Электроникс: Оксана, чем увлекает Антарктида?

Оксана Степанова: Это единственное оставшееся на нашей планете большое «белое пятно». Открыть что-то новое можно когда угодно и где угодно – это вопрос везения. Мне кажется, в Петербурге можно совершить настоящее открытие, новое именно с точки зрения научной мысли. Достаточно найти тему, которой никто никогда не занимался. Но в Антарктиде это сделать проще. Привлекает еще и экзотика: путешествие на край земли, на другой конец света. Кто-то ищет денег – участие в зимовке прилично оплачивается. Мне кажется, как бы человек туда ни попал, у него, помимо рабочих, есть еще очень личные цели. Они были и у меня в том числе.

Я полжизни об этом мечтала. У меня карта Антарктиды висела над кроватью, когда я была школьницей. Я уже тогда думала о том, что надо копить деньги на поездку. В то время из Чили за 4–4,5 тыс. долларов можно было съездить на экскурсию на антарктический полуостров – даже не на материк. Причем это плата только за то, что тебя на военном кораблике чилийского флота довезут до берегов Антарктиды, а через три часа – обратно.

Никогда не предполагала, что попаду в Антарктику еще студенткой. С детства у меня был план: я окончу ВУЗ, поступлю в аспирантуру, напишу кандидатскую, меня заметят, я десять-двадцать лет отработаю и, может быть, тогда мне посчастливится, выпадет шанс отправиться в экспедицию туда... И тут вдруг: бах! «Поедешь? Поедешь в Антарктиду?». Научный руководитель спросил меня: «Ты что, с родными не посоветуешься? Вдруг тебя не отпустят». Я столько лет об этом мечтала, что просто не имела права отказаться. Но, надо признать, мои близкие меня поняли. 

АЭ: Насколько сложно вообще попасть на станцию?

ОС: Попасть туда или очень просто, или невозможно. Все зависит от навыков, которыми ты обладаешь, и от того, насколько они важны для текущей программы. Я думаю, меня взяли потому, что в команде из почти сорока человек никто не умел работать с геодезическим оборудованием на том же уровне, что и я. 

В советское время, чтобы попасть в Антарктиду, нужно было иметь на счету семь зимовок в полярных арктических районах. Экспедиция в Антарктиду была настоящей привилегией. Сегодня все гораздо проще. 

На станции Новолазаревская сейчас действуют две программы. Первая – сезонная: на три «летних» месяца (декабрь, январь и февраль), в такую программу попасть проще. Второй вариант с зимовкой: приезжаешь в марте и возвращаешься обратно через год. На других станциях все может быть иначе – это связано с логистикой, расписанием судов. К общему времени экспедиции нужно прибавить два-три месяца дороги в одну сторону и столько же – в другую.

Женщине на зимовку не попасть в принципе. Были исключительные ситуации, но с точки зрения атмосферы в коллективе, когда среди тридцати мужчин присутствует одна женщина… это раздражающий фактор, начинаются петушиные бои. После пары экспериментов этот вопрос закрыли. Я надеюсь, что когда-нибудь женщинам путь на зимовку откроют. Но в таком случае распределение полов на станции должно быть минимум 30% на 70% , а еще лучше – 50% на 50%. 

У других стран – например, у Австралии – есть станции, на которых много женщин. Известен один эксперимент: на маленькую станцию на год отправили только женщин, числом около пятнадцати. Станцию пришлось закрыть через три месяца, потому что начались такие ссоры и свары… Женский коллектив имеет повышенную склонность к интриганству. 

АЭ: Что делают люди в Антарктике? Чем они занимаются?

ОС: Участник экспедиции имеет обязательную и факультативную «программу», при этом последняя оказывается гораздо более насыщенной. У каждого есть свой точно определенный набор исследований, однако их можно выполнить, если угодно, всего за две недели интенсивной работы. А дальше – погода хорошая, на станции сидеть скучно, ты исследователь, и у тебя критический ум. И ты начинаешь описывать какой-нибудь объект, делать фотографии и зарисовки, листать справочники...  Сразу включить свои наблюдения в основную программу невозможно, потому что они единичны, внесистемны. Но такая, накопленная «на досуге», информация может «выстрелить» потом. 

Конечно, есть и те, кто ездит в Антарктиду только потому, что это круто. Это технические исполнители, и полученные результаты исследований их не волнуют. 

АЭ: Как устроена жизнь людей в Антарктиде?

ОС: На станции очень четкое распределение ролей. Механики круглосуточно следят за дизельными установками. Повара готовят на всех. А ученые занимаются только исследованиями в своей области. Это сейсмологи, гляциологи, почвоведы, ботаники, физики, аэрологи, астрономы, метеорологи…  

Вместе с тем, ты, находясь на станции, не связан никакими бытовыми проблемами. Встал, заправил за собой постель, привел себя в порядок, съел уже готовый завтрак. После завтрака оставил посуду дежурному и пошел работать. Если такие условия длятся хотя бы два-три месяца, после возвращения домой впадаешь в ступор. Ты даже не в состоянии выбрать продукты в магазине!

На станции ученый действительно располагает свободным временем. Говорят, за время экспедиции можно выучить китайский язык. Обычно свободное время тратится на фильмы, настольный теннис, бильярд. У всех с собой компьютеры с книгами и фильмами, которыми потом обмениваются... Первый вопрос, обращенный к тебе на станции: что новенького привезла? 

АЭ: Какое практическое значение имеют такого рода экспедиции?

ОС: Сложный вопрос. Сейчас говорить о серьезных научных достижениях еще рано. Не набрано достаточное количество статистического материала для того, чтобы обработать его и сделать научные выводы. Основная ценность этой программы на сегодняшний день состоит в том, что материал вообще собирается, потому что раньше его просто никто не собирал. 

Теоретически собранная информация может принести реальную пользу, но пока это невозможно. Такова исходная проблема Антарктики – слишком далекой и холодной. Тридцать лет назад не было высокоточных геодезических приборов. Молоток, гвозди и рулетка – вот весь арсенал первых исследователей. И данные того времени, конечно, никак не соотнести с теми, которые получены сейчас. Когда в одних измерениях делались допуски в полметра, а в других – пять миллиметров, о какой системе может идти речь?

АЭ: И все же – цель нынешних исследований?

ОС: Одна из целей – понять прошлое этого материка. К примеру, климат. Бурение ледника, озерных и морских отложений, дает информацию о том, какая раньше была температура, влажность, концентрация углекислого газа в атмосфере. Результаты таких исследований, конечно, не вполне точны. По палеолитической кривой невозможно сказать: температура столько-то тысяч лет назад была на два градуса теплее, чем сейчас. Но можно в целом определить, теплее было или холоднее, примерно оценить разницу. И в связи с этим попытаться представить, насколько глобальным было оледенение в то время, какой лед самый древний и т. д.

АЭ: С какими мифами о работе и жизни в Антарктиде ты сталкивалась?

ОС: Очень многие спрашивают меня о белых медведях. Я даже не знаю, назвать это мифом или безграмотностью. Белые медведи водятся на севере, а на юге – пингвины. Когда ты отвечаешь, что в Антарктике белых медведей нет, это шокирует собеседников. 

Еще один миф – «в Антарктиде всегда холодно». Никто не допускает мысли о том, что там летом в прибрежных районах плюсовая температура. Когда я выкладываю фотографии с голубым небом, водопадами и скрытыми озерами, то получаю комментарии: «Надень шапку – замерзнешь!» Однако там тоже иногда печет сверху! Солнечные лучи отражаются от снега, и доза солнечной радиации, которую ты получаешь, больше, чем в Петербурге в самый солнечный день. Декабрь, январь, февраль в Антарктиде – это время, когда солнце не заходит за горизонт. Оно, солнышко, день и ночь прямо у тебя над головой. 

АЭ: Расскажи об антарктической технике безопасности. 

ОС: Самое главное: на леднике без GPS делать нечего. Точка входа всегда должна совпадать с точкой выхода. Если заходишь наверх, например, по снежнику, прислоненному к краю ледника, то где-то ближе к сходу с него на лед надо поставить точку в навигаторе GPS. Во время работы это место может пропасть из поля зрения, и на глаз уже не различишь, где снежник, а где – отвесный склон 15-20 метров высотой. Если нет GPS, то надо оставить хотя бы шест с красной меткой. Никогда нельзя искать другую точку выхода, иначе останутся от исследователя ножки да рожки.

АЭ: Как построена иерархия на станции? Кто главный?

ОС: Все очень просто: главный –  начальник станции. Он царь, бог и господин. Как капитан корабля. Он может и наказать финансово (срезать коэффициенты, надбавки), и просто сделать выговор. Обычно коэффициент сокращают из-за пьянства. И то сказать: мужчины, стрессовая ситуация, изоляция. При этом алкоголь входит в довольствие. Ты можешь или пить, или не пить. Я брала обычно немного коньяка, чтобы добавлять по ложечке в чай. Значит, остальное из моего пайка выпивал кто-то другой…

Отношения в коллективе (особенно среди тех, кто зимует) очень важны. Если вы с кем-то поссорились в первый месяц – это беда, потому что вам каждый день придется сталкиваться много раз. Психологов на станции нет. (Впрочем, все, едущие на зимовку, проходят психологическое тестирование еще в Питере). 

АЭ: Ты хотела бы теперь попасть  в Арктику?

ОС: Я вообще хочу путешествовать! Антарктида с детства была голубой мечтой. Однако где бы то ни было мне важно именно исследовать. (В туристические поездки я тоже выбираюсь иногда, но их не сравнить с экспедицией по «глубине погружения»). Слишком нужен дух романтизма, первооткрывательства. Иногда ты думаешь: интересно, из этого озера донные осадки уже кто-нибудь брал или я буду первой? Это захватывает. Я в экспедиции морально отдыхаю. Ритм жизни становится гораздо естественнее, чем в мегаполисе. Можно просто думать и смотреть.

Первая экспедиция в Антарктиду меня поразила… Когда поднимаешься от станции все выше по склону, наступает момент, когда холмы и скалы, на которых стоит станция, уже не видны. Они остаются внизу, склон выгибается, и ты видишь только шельфовый ледник, который уходит вдаль… Ты знаешь, что позже на пути появятся другие скалы, но их еще не видно, справа и слева – только лед. Он искрится и переливается на солнце – и тут появляется ощущение, что ты один против невероятной стихии, огромного неизвестного пространства. Возникают сильные эмоции. Для кого-то, быть может, разрушительные, но меня это восхищает и вдохновляет. Хочется испытывать это снова и снова.

Фото © Оксана Степанова