Любовь к трем измерениям. Интервью с Питером Миллером

Питер Миллер. Гайя / Gaia, 2006

   Питер Миллер – один из немногих фотографов, работающих в технике фотогравюры. Сотрудничество с компанией Honda привело американца Питера в Японию, где он остался, встретив свою будущую жену. Увидев однажды фотогравюры, созданные в XIX веке Питером Генри Эмерсоном, Миллер по возвращении в Японию переоборудовал свое фотоателье в граверную мастерскую. Фотогравюра — это репродукция снимка, произведенная путем печати с металлической доски. Сложный процесс, с помощью которого получают фотогравюры, состоит из изготовления негатива на стеклянной пластине, последующего создания позитива, переноса изображения с позитива на медную пластину путем травления, раскрашивания пластины вручную и получения отпечатка на ручной печатной машине.

   В Государственном музейно-выставочном центре РОСФОТО проходит выставка Питера Миллера  «Блуждание» (до 13 октября 2013), в рамках которой и состоялась наша беседа.

Питер Миллер. Фото Николая Симоновского

   АЭ: Вы снимаете ландшафт как метафору. Метафору какого-то состояния или мысли. В американском фото так делал Энсел Адамс. Однако вы живете в Японии, и естественно предположить здесь восточное влияние.

   Питер Миллер: Да, я испытал это влияние. И еще много других. Именно в китайской живописи XII-XIII веков (в эпоху Династии Сун) впервые появился абстрактный ландшафт. До этого китайские художники занимались исключительно деяниями императоров, битвами и так далее. В Китае было смутное время раздоров и войн, и художники искали покровительства сильных. Однако один император сменял другого, и если прежний был другом, новый становился врагом. Тогда они стали искать покоя и все чаще перебирались в деревню. Там они открыли абстрактный ландшафт. Они хотели просто писать, работать, сохраняя независимость от политики и власти. Это произошло почти за тысячу лет до того, как Запад открыл абстракцию.

   Живопись Китая и Японии символична, она не стремится выразить индивидуальность (и тем отличается, к примеру, от импрессионизма). Здесь на листе или свитке вы видите реки, горы и облака... но потом замечаете где-нибудь в углу, на дальнем плане, маленькую фигурку путешественника. Он написан так, что его невозможно разглядеть сразу. Человек исчезает, тонет в ландшафте, в природе. Он не доминирует и почти не имеет значения. Он неважен - отсюда пропасть между восточным искусством и западным, для которого индивидуальность - это все. Поэтому в Европе старые мастера реализовали геометрически строгую, сводимую к точке перспективу. А картина восточного художника легко может иметь несколько ракурсов перспективы. Мне очень нравится и этот взгляд на вещи, и этот стиль живописи! И я следую ему в своих работах.

Питер Миллер. Арка времени / Arc of Time, 2009

   AЭ: Я вспоминаю вашу «Арку Времени». Здесь в центре - символическая фигура человека с косой. Получилось не слишком по-восточному...

   ПМ: Пожалуй. Конечно, я родился в Америке, учился в колледже... Однако знаете, что оказалось самым ценным из воспринятого на западе? Техника гравирования! (Ей более пятисот лет). Меня увлекали Дюрер, Рембрандт, Уистлер, английская графика XIX века. Кроме того, Америка вложила в меня вкус к свободе и любовь к техническим инновациям. Разумеется, мои работы далеки от канонического японского искусства. Последнему, кстати, часто подражают, и для самих японцев очень важна разница между японским и не-японским (смеется). Но не для меня. Иногда я вижу «японские» мотивы в искусстве Норвегии или Америки. Это естественно. Но в любом случае на меня сильно повлияла и философия Дзэн (стиль саби-ваби), и японский рисунок тушью.

Питер Миллер. Дыхание жизни / Breath of Life, 2009

   AЭ: Как вы перешли грань между фотографией и гравюрой?

   ПМ: Я всегда хотел делать что-то, что имело бы «градус глубины». Для меня желатиновая галогено-серебряная печать «лежит на поверхности», она дает лишь плоское изображение. А я искал тоновой глубины и текстуры. Ну, и конечно, интересно было работать с углеродными пластинами и покрывающим перманентом. Это резко отличалось от работы с бумагой.

   AЭ: Графика - это царство линий. Фотография - совсем другое дело. Но и фотограф, и график стремятся к одной цели - к чему-то, напоминающему власть над пространством...

   ПМ: Я думал над этим. Я полагаю, в принципе можно выразить глубину пространства с помощью фотографии. Но для меня и явная, и скрытая природа вещей проступают прежде всего в графике.

   Когда-то, вначале, в технике гравюры были доступны только линии. Глубина - выраженность пространства - была чем-то вроде инновации. Ее принесла акватинта. Благодаря ей медную пластину можно гравировать с разной степенью глубины, при этом травление происходит под разными углами или наклонами.

   Форма и глубина теней в изображении диктует тот или иной нанос серебра при обработке фото, а затем этот рельеф диктуется кислотоупорной смоле, которой покрыта медь. Собственно, поэтому различен слой чернил (и тем самым интенсивность теней) на листе бумаги при печати гравюры с медного прототипа. Точки акватинты способны подчеркнуть каждый фотон! И зритель видит плоскость, за которой - трехмерность, след от прикосновений. Это резко увеличивает иллюзию реальности. Иное дело - фотоматериалы. В пленочной фотографии вы имеете идеально линейную светочувствительность (и теряете при этом частично оттенки черного и белого).

   AЭ: Вы когда-нибудь пытались снимать движение? Ветер в кронах деревьев и так далее...

   ПМ: Нет, не думал об этом. Неплохая идея! Стоит попробовать... Вообще-то, в фотографии есть техники, пришедшие из кинематографа, но до сих пор я их не использовал.

Питер Миллер. Пески Гоби / Sands of the Gobi, 2006

   AЭ: У вас есть снимки пустыни. Весьма традиционный сюжет для абстрактной фотографии!

   ПМ: Однажды у меня была выставка в Монголии. Несколько лет тому назад я путешествовал по этой стране верхом. «Тут нет ничего», - думал я сначала, глядя на пустыню Гоби. Но затем, когда прошло время, я вдруг открыл - это не «ничего», не пустота. Здесь, в этом минималистичном ландшафте, была загадка, и я хотел понять ее. Я снимал траву, которая пыталась пробиться сквозь песок. Может быть, именно тогда я снимал движение. В пустыне нет ни самолетов, ни машин, вы не можете двигаться быстро. И здесь вы слышите все, вы слышите гораздо больше, чем обычно. Вы слышите ветер, начинаете по шуму различать, что в течение дня он дует по-разному. Вы даже слышите, как орлы машут крыльями. Над нами летали орлы, и я очень ясно их слышал.

Питер Миллер. Объятый волнами / Wave Embraced, 2009

   AЭ: «Slash of scarlet sunset in the storm-cloud sky, huge pumpkin moon above our dry-stalked field»... - из стихотворения Робин Чепмэн в вашей общей книге «Dappled Things». В книге этим стихам сопоставлен черно-белый снимок заката («Объятый волнами»). Вы полагаете, ваш снимок может «рассказать», что этот закат – scarlet (алый, пурпурный)?

   ПМ: Сила воображения огромна. Даже если перед вами лишь черные и белые тона, вы все равно будете домысливать цвет.

   Черный сам по себе - цвет. Есть множество оттенков черного: теплый, холодный, темно-серый. Иногда он мягкий, а иногда - жесткий. Никто не пытается говорить человеку, что ему следует вообразить, глядя на картину. Зритель уводит в собственные ассоциации то, что видит. Картины импрессионистов, к примеру, или современная фотография позволяют зрителю воспользоваться собственным воображением. Искусство отрицает самодостаточность. В японском языке есть понятие «кампэки», что буквально переводится как «завершенный». Когда что-то считается совершенным, законченным («кампэки»), оно исключает наблюдателя, любую его деятельность. Однако я, напротив, хочу, чтоб зритель воспринимал мои снимки как отправную точку для путешествия в себя. В этом вся моя философия.

Питер Миллер. Волшебник / The Conjurer, 2010

   AЭ: Я все насчет scarlet sunset. Вообще-то, дело всего лишь в памяти. Человек, который смотрит на ваш черно-белый кадр, прежде видел множество закатов, он знает, что они бывают scarlet и легко домысливает этот цвет. Но если вообразить человека, который прежде никогда не видел заката...

   ПМ: Да, вы правы, это связано с воспоминаниями, происходит воскрешение в памяти (цвета, штриха...) и вслед за тем - согласие состояний фотографа и зрителя. В такие минуты люди думают, что были там, где сделан кадр.

   AЭ: В самом деле?

   ПМ: Да. При этом они знают, что никогда не были в Японии (или в том месте, где этот кадр снят). Они смотрят, и их воображение рисует целую жизнь, хотя они знают, что ничего этого не было.

   AЭ: Теперь немного о книге, которую мы держим в руках. В ней репродукции ваших гравюр сопровождают тексты - стихи Робин Чепмэн (Robin Chapman). Как появилась эта книга? Что было вначале? Слово? Или графика?

   ПМ: Эти стихи, в основном, были написаны Робин примерно за три-пять лет до этой публикации. Потом однажды я получил от нее e-mail с предложением сделать вместе книгу. Я подумал: «Превосходная идея». И мы начали работать, подбирать тексты и снимки.

Питер Миллер. Достигая небес / Reach For the Sky, 2011

   AЭ: То есть все же стихи в данном случае остаются чем-то вроде «подписей к картинкам»?

   ПМ: Нет, стихи и гравюры здесь - нечто равнозначное. Мы с Робин вместе искали соответствия между ними. При этом меня не покидало ощущение, что я готовлю выставку. Выставку из 23 фотографий. Иногда для того или иного снимка не удавалось найти подходящий текст. Тогда Робин писала новые стихи. А иногда, напротив, - я менял фото, если оно не соответствовало стихам. Меньше всего мы хотели сделать «текст с иллюстрациями» - мы хотели, чтобы текст и изображение интерпретировали друг друга. И я должен признаться, что был поражен тем, как много глубины и смысла в поэзии, когда она ассоциирует с изображением.

   Над книгой работал превосходный парижский дизайнер, напечатана она была в Праге. Ее делали люди, живущие в разных странах, говорящие на разных языках... Я оплатил ее издание и счастлив, что она вышла в свет, и что она такая, какая есть.

   AЭ: Последний вопрос: вы часто бываете в России?

   ПМ: Впервые я попал в Россию «через черный ход» - через Владивосток, ближайший к Японии большой город. Это случилось в 2003 году. Затем я приехал уже с персональной выставкой, она состоялась в галерее «Арт-Этаж» там же, во Владивостоке. В 2009 или 2010 я выставлялся в Санкт-Петербурге и вот теперь я снова здесь в связи с нынешней выставкой в РОСФОТО. Уверен, что приеду еще не однажды! Сейчас я планирую построить в Киото мастерскую фотогравюры и надеюсь, что в числе посетителей будут люди из России.

   AЭ: Спасибо, Питер.

Сайт Питера Миллера