Анатолий Рудаков. Мюнхенский фотограф с московской историей

Анатолий Рудаков — известный российский оператор, более тридцати лет снимал документальные фильмы и новости по всему миру для каналов Arte, Discovery, CNN, BBC, ZDF.

В 2008 году Рудаков переехал в Мюнхен и вскоре занялся фото. «Файн-арт-фотография» — так определен его подход на англоязычном сайте rudakov.de. Его работы напоминают живопись, их хочется назвать картинами. Пейзажи, окутанные вибрирующей дымкой, вызывают ассоциации с поздним Моне. Фотограф снимает объекты в легком движении, то есть ищет то, что противоположно основному техническому требованию к фотографии — получить резкое изображение. Используя метод ICM (Intentional Camera Movement — «намеренное движение камеры»), он делает движение камеры художественным приемом.

Серьезное влияние на Рудакова оказал Сергей Урусевский, основоположник субъективной съемки в кинематографии (он, впрочем, на всех оказал влияние). Эмоциональное впечатление, создаваемое движущейся и словно оживающей камерой, всегда восхищало фотографа. К этому прибавилось воздействие Эрнста Хааса, его эксперименты с избирательным фокусом, движением и цветом.

Цюрих, Банхофштрассе, 2014

Последние три года Рудаков с головой погружен в фотографию. Он рассказывает о случайности, которая была вначале. Несколько лет назад он снимал документальный сериал для телеканала Das Vierte. Съемки проходили в центре Мюнхена, в районе Богенхаузен, — вокруг парки, итальянские виллы, стояла золотая осень, было тепло и солнечно.

Однажды в перерыве будущий фотограф вышел в парк, взяв с собой фотоаппарат. Решил сделать пару кадров и совершенно случайно ошибся с выдержкой. Получилось «красивое, хорошее»… Так и стал снимать. Техника, превратившаяся в стиль, можно сказать, сама нашла его.

Анатолий Рудаков: Я показал работу жене, коллегам. Они сказали, что я должен продолжать, потому что это просто красиво. Сам я раньше скептически относился к фотографии. Терпеть не мог, когда на съемках лезли в кадр с фотоаппаратами, мешали работать, людей пугали. Мы делали документальное кино, а там с людьми надо работать, сходиться, общаться, чтобы они были живые на экране. Вот, например, шахта, забой, темнота, шум… И тут продюсер достает фотоаппарат - на память! Так что отношение к фотографии было, скорее, негативное.

Германия, озеро Феринга, 2012

АЭ: Итак, вы решили резко сменить занятие.

АР: Я был неплохим оператором, так почему не заняться фото? В Сети — миллиарды фотографов без какого-либо бэкграунда, без опыта, без умения видеть. Сегодня все стали фотографами! Я думал, шансов у меня нет. Раньше было определенное количество точек практического приложения фото — фэшн, иллюстрированные журналы, репортаж — и определенное, жестко ограниченное, количество фотографов. А сегодня эта пропорция нарушилась, фотографов столько, что даже талант не может пробиться. К каждой точке приложения стремятся сотни фотообъективов... Чтобы быть фотографом в наши дни, совсем не обязательно быть талантливым. Достаточно быть усердным, ведь можно сделать почти точную копию с хорошего снимка — забраться на ту же скалу, поймать то же время суток.

Майкл Кенна, английский фотограф, переехавший в Америку, был просто поражен тем, что в США, в Сан-Франциско, в 70-е годы существовали целые галереи, выставляющие фотографии! В Англии их тогда просто не было.

Германия, озеро Аммер, 2014

АЭ: Что же удалось сделать за эти три года погружения в сферу фотографии?

АР: Я работал очень интенсивно, успел сделать то, на что должно было уйти 10-15 лет. Наша цифровая эра с ее технологиями, обработкой, фотошопом — этап развития цивилизации, который невозможно отменить. На этом этапе, мне кажется, цивилизация и умрет… Но я счастлив, что застал компьютерную эру, это фантастика. Хотя масштабы происходящего огорчают.

Восход Луны. Средиземное море, 2014

АЭ: Как бы вы охарактеризовали свою технику?

АР: Это ICM — Intentional Camera Movement. Нас всего-то человек десять серьезно в этой технике работает, например, Алексей Титоренко. Вначале мы пытались найти какой-то термин — «фотографическая живопись»... Но это не подошло. Я не живописец, нет усидчивости, каждому свое. Словом, мы много думали о том, как сформулировать свою программу. С этим связаны названия наших выставок: «Leaving the sharpness zone», «Poesie der Unschaerfe» — «Покидая зону резкости» (англ.), «Поэзия нечеткого» (нем.).

Италия, озеро Гарда, 2013

АЭ: А как публика принимает ваши работы?

АР: Это как черно-белое кино: либо восхищение, либо отрицание. Середины нет. Как-то на выставке в Арле (Les Rencontres d'Arles: The International Photography Festival – прим. ред.) я услышал авторитетное мнение, что мне не надо пытаться объяснять всем мою технику. Что действительно нужно, так это иметь некое отличительное свойство. А оно у меня есть. Вот, например, в Москве один фотограф снимает в технике ICM моду — это удивительно красиво!

Мои работы очень нравятся людям. Человека труднее восхитить, чем напугать. Труднее привлечь, чем оттолкнуть. Ему нужно помочь увидеть прекрасное вместо безобразного. Для меня это имеет значение.

Москва, Арбатский мост, 2014

Отсутствие фотографического бэкграунда иногда напрягает. Ты должен быть на сцене. Нужны инвестиции, усилия, время. Планка была задана немецким фотографом и художником Рихтером еще сорок лет назад — крупные форматы, новые материалы. Цифровые технологии подталкивают людей к непрерывной визуализации каждого дня жизни. Простота получения результата восхищает и отпугивает одновременно: как легко можно сегодня получить фото высочайшего качества!

Есть очень много возможностей самовыражения — и много желающих самовыражаться.

Средиземное море, 2014

АЭ: Можно ли сравнить повальное увлечение фотографией с графоманией? «Можешь не писать — не пиши». Можешь не снимать — не снимай?

АР: У каждого человека есть тщеславие — Flickr, Facebook, Instragram и прочая и прочая. В фотографии художественные ценности размыты сегодня до неразличимости! Восприятие нивелировано. Я нахожусь где-то между — по-немецки есть удивительно точное слово «Zwischenzone», «между-зона» — между фото и живописью. Все же фото — это фиксация реальности: репортаж, пейзаж, портрет. А я реальность видоизменяю так, что она превращается в ассоциативную систему.

Швейцария, Лозанна, 2014

АЭ: У вас над столом репродукция Моне. Расскажите, кто важен для вас в искусстве? Или что?..

АР (смеется): Моне этого мы нашли на блошином рынке, потому что рама и паспарту красивые! А люблю я Марка Шагала. Он, на мой взгляд, обладал неземной способностью совмещать несовместимое, когда совокупность некрасивых и несочетаемых вещей давала удивительный эстетический результат. Но меня однажды сравнили с Эмилем Нольде…

Вообще-то все идет из детства. Я вырос в Ростовской области. Степь весной — это ковыль, дикие ирисы, тюльпаны. Цветы скромные, неяркие, но запах заполнял собою все! Густое цветочное марево...

Я снимал кино тридцать лет, и я все еще восхищаюсь движущимися картинами. Фотоаппарат — это еще один инструмент для запечатления изменчивого мира.