Sweet Songs: Осень: вкус и ритм

   «Что такое ритмическая точность? Точное ощущение длительности нот и пауз. Что такое размер? Распределение и группировка этих длительностей… Паузам необходимо уделять такое же внимание, как и нотам» (Ванда Ландовска, «О музыке»).

   По части гастролей неожиданно ударной (иначе не скажешь) стала осень, особенно октябрь: The Chemical Brothers, Muse, Ройзин Мерфи (Roisin Murphy), Sex Pistols (в ноябре)… Редкий поклонник творчества пионеров биг-бита позволит себе пропустить выступление Мэттью Бэллами (Matthew Bellamy) и компании, экс-солистки Moloko и, тем более, объединившихся с Гленом Мэтлоком (Glen Matlock) на басу вместо Сида Вишеса (Sid Vicious) главных панков планеты.
   Музыки стало страшно много и в ней все сложнее ориентироваться. Вкусы меломанов от года к году все разнообразнее, сочетания внутри одной аудиоколлекции — экстравагантнее. Школа современного музыканта эклектична до предела. Ярчайший пример — лидер Muse, одинаково страстно любящий Сергея Рахманинова, Rage Against The Machine и The Tornados, где играл его отец.

  Есть мнение, будто внутренний ритм человека диктуют его музыкальные пристрастия. Ни мелодия, ни голос исполнителя, ни звуковая среда, ни даже качество записи или воспроизведения, а исключительно гармония музыкального ритма с биологическим ритмом сердца слушателя. Или автора, поскольку ритм есть еще и выражение некоего эмоционального содержания.
   Один слушает регги и AC/DC, другой — хип-хоп и фанк, третий — скрипичные концерты Моцарта и трип-хоп. Бывают еще более вычурные сочетания — испанский романс и панк-рок. Сейчас мы перечисляем пристрастия вполне конкретных меломанов, а отнюдь не оперируем абстракциями. Они ищут ритм, наедине с которым чувствуешь себя комфортно. Иногда он бодрит, иногда удерживает в равновесии; может действовать извне, а может быть в согласии с очень интимным настроением. Потому вкусы и предпочтения бывают крайне противоречивы.
   Разумеется, существуют и эстетика, и родительские наставления, но если вас трясет от неприязни к регги, значит, эта музыка звучит в диссонансе с пульсацией вашей крови — вашим внутренним ритмом.
   Одни любят груши, другие — яблоки; одни ходят быстро, размахивая руками, другие движутся плавно. То же с музыкой. Работают те же инстинкты.
  Некоторые исследователи позапрошлого века (МакДаугал, Коффка, Мейман) после экспериментов сошлись на том, что «всякое полноценное восприятие музыки есть ритмическое восприятие», активный процесс, предполагающий не просто слушание, но «соделание». Восприятие ритма обычно включает те или иные двигательные реакции — видимые движения головы, рук, ног, а также невидимые движения мышц грудной клетки, брюшной полости, речевого и дыхательного аппарата. Жак Далькроз, добившийся немалых успехов в воспитании чувства ритма, резюмировал: «Если пианист не испытал чисто телесных ощущений, если эти ощущения не проникли во все его существо, не влияли на деятельность его членов и органов дыхания, он не имеет понятия о значении акцента, обо всех явлениях, связанных с различным распределением во времени и пространстве нашей мышечной силы и их влиянии на ритмическую выразительность исполнения. И если мы воспринимаем музыку одним лишь ухом, то чувствуем лишь слабое эхо ее истинного существа».
   Как правило, люди, любящие Muse и, скажем, Бьорк, стараются покинуть помещение, в котором вдруг зазвучит Горан Брегович (Goran Bregovic). К Цезарии Эворе (Cesaria Evora) они относятся более снисходительно, но крайне редко слушают ее по собственной воле. Тем не менее, они уважают этих музыкантов, могут рассуждать о достоинствах их творчества с неподдельным интересом, однако слушать — нет. В случае с Бреговичем дело в раздражающем, доводящем до тошноты, чуждом, истерически быстром ритме, поломанном таким образом, что «ни качает, ни раскачивает» (хотя поклонников всего цыганского, и балканского это еще как заводит). А вот Muse очень даже качает, и Бьорк, и Portishead, и The Prodigy, и какие-нибудь малийские ударные, и скрипичный концерт Чайковского, и фортепианный Рахманинова, и кое-какие панки, вернее, кое-какие их песни («Monkey Gone To Heaven», The Pixies, например). А Альфред Шнитке — парадокс — тоже не нравится, хотя звучит почти как Бьорк.
   Если следовать теории, музыка состоит из трех основных элементов — мелодии, гармонии и ритма. Последний — первооснова. Он задает каркас музыкальной формы. Древняя музыка состояла почти исключительно из ритма. А сильные доли такта определяли (и продолжают определять) ритмический рисунок. Отсюда любовь многих к низким частотам. Однако другие их просто не слышат.
   Танцы наших предков вокруг костра под барабаны, крики или хлопки — реминисценция банальная. Но к этим танцам слишком близки, к примеру, шоу The Chemical Brothers. Их октябрьский концерт в России тому подтверждение. Люди полностью подчинили себя ритму: они из всего создают дискотеку, любой их трек заставляет двигаться. Выступления британского дуэта так или иначе становятся массовым сборищем танцующих. На сцене — нагромождение пультов и синтезаторов, и два крохотных человечка за ними. Скука, никакого действия, никакого движения. Но The Chemical Brothers имеют беспроигрышное решение — видеоряд на громадном экране и лазерное светопреставление, пульсирующие точно в такт ритму, настроению и посылу композиции. Итог — дискотека высочайшего класса. Ну и, конечно, Том Роулэндс (Tom Rowlands) и Эд Саймонс (Ed Simons) — прекрасные изобретатели «вкусных вещей» внутри своих ритмических рисунков. Они не диджеи и не модные электронные продюсеры, хотя нередко занимаются и тем, и другим, а настоящие музыканты, умеющие расцветить свои композиции чужими идеями и голосами (будь то Ноэль Гэллахер (Noel Gallagher) из Oasis, Ричард Эшкрофт (Richard Ashcroft) или Шинед О’Коннор (Sinead O’Connor). И задать моду в танцевальной индустрии на год вперед.

   Музыка — это язык и средство общения. Спектр наших интересов — расширение музыкального словаря, который пополняется с годами узнавания и понимания. А спектр пристрастий — скорее инстинкты и привязанности.