Витгенштейн и мы. Почему он необходим нам здесь и сейчас

Австрийский философ Людвиг Витгенштейн прожил удивительную жизнь, стал свидетелем двух мировых войн, создал шедевры философской мысли, изменил восприятие логики и языка.

Его знаменитое собрание афоризмов, «Логико-философский трактат», состоит из тезисов, которые он расширяет и поясняет:

1. Мир есть всё то, что имеет место.

2. То, что имеет место, что является фактом, — это существование атомарных фактов.

3. Логический образ фактов есть мысль.

4. Мысль есть осмысленное предложение.

5. Элементарное предложение — функция истинности самого себя.

6. Общая форма функции истинности есть: [p, x, N(x)]. Это есть общая форма предложения.

7. О чём невозможно говорить, о том следует молчать.

Позже Витгенштейн счел, что сказал миру о логике и языке всё, что следовало сказать, и замолчал.

Но остались вопросы.

К примеру, почему он «не заметил» семиотику, ничего не сказал о ней? Или что случится с его философией языка в контексте возникших языков программирования? Почему этот загадочный и гениальный философ почти забыт? Что он значит для нас сегодня? Art Electronics приглашает вместе поискать ответы, иллюстрируя комментарии экспертов графикой почитателя Витгенштейна сэра Эдуардо Паолоцци.

Основные сочинения Людвига Витгенштейна:

«Тайные дневники»

«Логико-философский трактат»

«Философские исследования»

Виктор Горбатов, преподаватель НИУ ВШЭ.

Интуиции Витгенштейна, сформулированные в начале ХХ века, необходимы нам здесь и сейчас.

«Трактат» удивителен тем, что он дает совершенно новое понимание того, как связаны между собой мышление, язык и реальность.

Мышление, очищенное, доведенное до кристальной ясности, оказывается у Витгенштейна… разновидностью языка! Он не строит умозрительную метафизику, как Платон или Декарт. И оказывается, что бытие, освобожденное от умозрительной метафизики, тоже совпадает с языком. Грамматика и логика языка задают «строительные леса» мира. «Мир состоит из фактов, а не из вещей» — написал он! Теперь из этого исходит вся так называемая аналитическая философия. Также и речь человека состоит не из отдельных слов, а из предложений. Не случайно черновик «Трактата» носил рабочее название «Предложение». Мы мыслим и говорим не словами, а предложениями. Только в них появляется «утвердительная сила», которую нельзя выразить никакими словами порознь. И реальность, по Витгенштейну, строится как раз из того, что предложениям соответствует. Вещей, объектов в этом смысле для нас нет. Это очень важная интуиция, которую сложно понять с ходу, ее надо прочувствовать.

Словом, язык — это место, где у Витгенштейна встречаются реальность и мышление. Это не просто «контейнер для мыслей», это аналитический инструмент мышления, неустранимый «универсальный посредник» между мышлением и реальностью. Мы не можем мыслить реальность вне языка: «Границы моего языка есть границы моего мира». И они же — границы моего мышления. Причем речь идет о естественном языке. Как известно, учитель Витгенштейна Бертран Рассел выразил стремление к идеальному всеобщему искусственному  языку науки. Но Витгенштейн, напротив, ищет в любом языке что-то максимально простое. Для него здесь — загадка. И ответ не может быть высказан — он может быть только показан.

Фактически Витгенштейн предвосхитил те ограничительные результаты (Гёделя, Тарского и других), которые были получены тремя десятилетиями позже относительно дедуктивных и выразительных возможностей формальных систем. Он чувствовал, что противопоставление естественных и искусственных языков непродуктивно, а идея «неправильности» естественного языка вообще ошибочна.

Основное в «Трактате» — понятие границы языка, тема невыразимого. «То, что вообще может быть сказано, может быть сказано ясно, а о чем невозможно говорить, о том следует молчать» — пишет Витгенштейн в предисловии. Однако то, о чем мы вынуждены молчать, все равно будет показывать себя в том, что мы говорим. Даже когда мы обсуждаем погоду, наш язык все равно будет молчаливо указывать на невыразимое. Область, выходящая за пределы языка, область непроговариваемого, для Витгенштейна реально существует, он ее чувствует. Он всячески намекает на нее. В каждой строчке «Трактата» мы находим отсылку, намек, указательный жест на эту невыразимую область. Редкий для философии случай: этот текст интересен не тем, что в нем сказано, а тем, о чем он молчит. В одном из писем Витгенштейн признается, что он хотел добавить в «Трактат» еще одно предложение — о том, что в этой книге две части. Одна написанная, а другая, которая гораздо больше, — не написанная. Но потом он его вычеркнул — попросту убрал предложение, которое пыталось сказать, что есть что-то несказанное.

Наталья Смолянская, художник, куратор и теоретик современного искусства и авангарда, ассоциированный исследователь лаборатории «Логики современной философии» университета Париж 8, PhD.

Витгенштейн уникален. Философия для него — это деятельность по прояснению мыслей, ее задачей не является открытие и установление истины. Ее задача — развеять ложную проблему. Этим философия отличается от эмпирических и формальных наук, она не готовит к ним и не является их кульминацией. («...цель философии — логическое прояснение мысли. Философия не учение, а деятельность. Философская работа по существу состоит из разъяснений»). То есть философия не доктрина, а именно деятельность, результат которой — избавление от ошибки. В отличие от метафизики — «плохой» философии, которая занимается поиском истин.

В «Трактате» Витгенштейн пытается создать логическую картину мира, проявляя ее через грамматику. И он ищет правила универсальной грамматики. Вопрос «Что такое х?» у Витгенштейна может быть заменен вопросами: «Как мы используем х? Как мы его узнали и выучили? Как мы его объясняем?» В этом состоит прагматика языка (как тот или иной факт спроецировать на поверхность языка?). Здесь Витгенштейн сталкивается с тем, что обыденный язык эллиптичен — слова имеют разные значения в разных случаях, их смысл теряется вне контекста. Поэтому люди часто не понимают друг друга. И еще существует оппозиция между грамматикой и логикой, между «поверхностью» и «глубиной» языка.

На Витгенштейна, конечно, повлияло знакомство с Готлобом Фреге, который пытался описать язык математики, не прибегая к самой математике. Он составил формальный язык описания, по структуре аналогичный математическому, позволяющий выяснять истинность теоретических предложений, а также по-новому взглянуть на грамматическую структуру языка.

В конце концов, пройдя через увлечение семантикой Фреге и логикой Бертрана Рассела, Витгенштейн пришел к критике так называемого частного языка (private language) — к тому, что чувства нужно выражать так, чтобы они были доступны для окружающих в определенном контексте, с помощью предложений, которые смогли бы демонстрировать действенность этого чувства.

Валерий Суровцев, доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой истории философии и логики Томского государственного университета.

Читать «Логико-философский трактат» — серьезная работа. Сложно сказать, насколько он важен сейчас — Витгенштейн сам позже отказался от идей «Трактата». Однако это гениальное сочинение по-прежнему влияет на нас, оно остается одним из источников аналитической философии, самого распространенного сегодня философского направления. Хотя едва ли его идеи имеют развитие.

Я полагаю, те, кто когда-то принял идеи «Трактата» (прежде всего «Венский кружок»), не совсем адекватно поняли его цель. Между тем Витгенштейн считал основную цель «Трактата» этической. Есть интересная переписка Витгенштейна с Людвигом фон Фиккером, в которой он говорит об этом.

В самом деле, «Логико-философский трактат» посвящен не столько логике, сколько этике. При этом в явном виде этика там почти отсутствует. По мысли Витгенштейна, высказывания о ценностях невозможны, потому что ценности не могут быть выражены в языке, которому доступна лишь структура факта. Поэтому все этические и эстетические суждения попросту бессмысленны. О ценностях нельзя говорить, их можно только переживать. Витгенштейн очерчивает вместе и границы выразительности в языке, и границы этики.

Известен очень интересный текст Витгенштейна, «Дневники 1914-1916 годов». Из трех его сохранившихся тетрадей последняя практически полностью посвящена теме ценностей и переживанию мира как органического целого. (Собственно, выдержки из этих дневников составили «Логико-философский трактат»).

О семиотике

Любая семиотическая теория — это теория о языке, то есть она формулируется в рамках метаязыка, «языка о языке». Однако Витгенштейн времен «Трактата» вообще исключал возможность метаязыка. Он писал о том, что говорить о языке бессмысленно: посредством своей структуры язык сам показывает все, что нам нужно. А то, что показано, то не может быть сказано, с точки зрения философии «Трактата».

Словом, если сохранить ортодоксальность мысли Витгенштейна, никакая семиотика невозможна, и вряд ли Витгенштейн признал бы осмысленность такой науки. Хотя идеи самого «Трактата», составляющие суть его философии, можно рассматривать как своеобразную семиотическую теорию (к примеру, понятие логической формы или трактовка предложения как образа). Как бы то ни было, я не встречал у Витгенштейна суждений, касающихся собственно семиотики как науки (которая сложилась как отдельная дисциплина уже в 1930-х годах).

О языках программирования

Рассел считал, что в «Трактате» описывается структура идеального языка. Тем самым возникает контекст, включающий, в частности, языки программирования. Так или иначе, мысли Витгенштейна (спорившего с Расселом) относятся к любому языку вообще, искусственному или нет. Их единую структуру объясняет изобразительная теория предложений в «Трактате».

Фото © The Eduardo Paolozzi Foundation, Alienated me.