Cтранной выглядит судьба великих людей, чей талант Всевышний предназначил для техники. Их имен мы, как правило, не знаем. А на их изобретения — старые механизмы — принято смотреть со снисходительной улыбкой, если не с насмешкой, испытывая чувство превосходства взрослого над наивностью младенца. И в самом деле, многое из того, что сто лет назад казалось чудом, нынче стало предметом обихода, а что не вошло в наш обиход — безнадежно устарело.
Но так ли безнадежно, и устарело ли вообще?
Как правило, мы знаем изобретения, а не их создателей.
В 1920 году новорожденный музыкальный инструмент был окрещен этерофоном. Сказалось гимназическое образование изобретателя, Льва Сергеевича Термена, его знание классических языков: etere на латыни значит «воздух», «эфир», «небо». Впрочем, мифологический «эфир» нынче стал привычным словом, благодаря телевидению, и романтический привкус утратил. Но вскоре инструмент приобрел такую славу, что его переименовали в честь создателя в терменвокс (голос Термена). Cтудия электронной музыки при Московской консерватории сейчас называется Термен-центром. Хотя, признаться, этерофон-эфирофон — тоже неплохо, потому что при игре на нем мелодия возникает словно из воздуха, из эфира. Ни струн, ни клавиш, ни смычка: по мановению руки, парящей в пустоте. И тембр у нее странный. «Космический». «Голосом Термена» до сих пор озвучивают «марсианские» фильмы. Одним из первых необычное звучание использовал Дисней в саундтреке к фильму «Алиса в стране чудес», а нам достаточно вспомнить музыку из фильма «Солярис».
Но давайте по порядку: сначала о самом изобретателе, а потом о его изобретениях. Лев Термен — дворянин, потомок альбигойцев, физик и музыкант, гениальный ученый с мировым именем, американский предприниматель и миллионер, советский разведчик, зэк в ГУЛАГе и раб в «шарашке». А последнюю четверть века своей долгой жизни — скромный «монтажник радиоэлектронной аппаратуры 6-го разряда» при кафедре акустики физфака МГУ. «Ни больше, ни меньше», как написано на гербе Терменов, древнего французского рода.
Родился он в 1896 году, был ребенком-вундеркиндом, с равным успехом играл на виолончели и ставил физические опыты. По окончании гимназии был принят в Петербургскую консерваторию, одновременно учился на двух факультетах университета — физики и астрономии. Началась Мировая война, и виолончелист-физик продолжил обучение в Военной электротехнической школе, затем был направлен в Электротехнический батальон, а после революции вновь рекрутирован как радиоспециалист. Когда Гражданская война закончилась, демобилизованный спец стал сотрудником физико-технического института А.Ф. Иоффе.
Одна из первых разработок молодого ученого — «прибор для измерения диэлектрической постоянной газов при переменных температуре и давлении». Не будем вдаваться в технические подробности. Лев Термен был прекрасным разносторонним ученым. Он привык совмещать в своем воображении области, далеко отстоящие друг от друга. Кроме того, надо думать, истосковался по музыке за годы военной службы.
Во время своих опытов он обратил внимание на странный побочный эффект, который «нормальный» физик в расчет бы не принял. Испытывая прибор, ученый понял, что звук, издаваемый генератором, зависит от емкости включенного в схему конденсатора, а повлиять на эту емкость можно движением ладони в пространстве между обкладками конденсатора. Термен приближал или удалял руку от чувствительного элемента прибора, и тот издавал ноты разной высоты. Делая пассы рукой возле антенны, он извлекал звуки, похожие на голос скрипки или виолончели. Движения другой руки увеличивали или уменьшали громкость звука.
Оставалось лишь слегка усовершенствовать устройство, убрав все лишнее. Сохранились «главные части» прибора, преобразованного в музыкальный инструмент: два высокочастотных колебательных контура, настроенных на общую частоту. Обкладка конденсатора одного из контуров имеет наружный выход в виде антенны, и движение руки вблизи антенны создает гетеродинный эффект, преобразуемый усилителем в звук.
Так родился терменвокс. Первой мелодией, исполненной при помощи физического прибора, было соло из балета Минкуса «Фиамета». Коллеги шутили, что Термен играет на вольтметре. А профаны относились к терменвоксу как к чуду.
В число простодушных и пылких поклонников одним из первых попал Ленин — автор плана «Электрификация-плюс» и тонкий ценитель Бетховена.
Напомню одно событие примерно тех же лет. Владимир Ильич пришел в гости к писателю Максиму Горькому, в Мошков переулок, а там как раз Исайя Добровей исполнял «Апассионату». Расчувствовался Ильич, прослезился и признался: «Нечеловеческая музыка… Так иногда бы и расстрелял всех, а послушаешь, и пропадет желание». Именно в таком виде донесла молва высказывание вождя, это вам всякий специалист по Горькому подтвердит (ежели таковые еще остались). Простое и человеческое Ленина не трогало, а вот «нечеловеческое», фантастичное, чего умом не понять, — вызывало интерес и уважение.
Прослышав об удивительных изобретениях, власти вызвали Термена «with all toys» (со всем добром) в Кремль. Игрушки большевикам понравились. Владимир Ульянов-Ленин даже решил впервые в жизни помузицировать. И у него получилось! Хитрый Термен спустя семьдесят лет рассказывал: «Он подошел к инструменту, я встал сзади, взял его за правую и левую руки, чтобы можно было ими двигать вперед и назад. И так, “в четыре руки”, мы сыграли с Лениным “Жаворонка” Глинки...». Иоффе потом скептически заметил, что Лев Термен — единственный человек, которому удалось поводить вождя за руки.
Но не будем преувеличивать впечатлительность Ильича. Самое время сказать о двуличности — не Ленина, а терменвокса. Изобретатель продемонстрировал партийной верхушке обе функции своего прибора: штука в том, что аппарат мог использоваться не только как музыкальный инструмент, но и как... охранный сигнализатор. Если музыкальный звук возникает из ничего, то и сирена реагирует на приближение чего-либо к охраняемому объекту. Как только «гость» оказывается в электрическом поле, создаваемом обкладкой конденсатора, изменение емкости вызывает отклонение частоты колебательного контура, в результате чего на центральном пульте срабатывает звуковой генератор, издающий сигнал.
Второй способ использования прибора заинтересовал Ленина не меньше первого, хотя вой «сторожа» не был похож на пение сладкоголосого жаворонка (кстати, автомобильные сигнализации нынче используют те же самые датчики объема).
После демонстрации изобретений Термена в Кремле Ленин пишет Троцкому 4 апреля 1922 года: «Обсудить, нельзя ли уменьшить караулы кремлевских курсантов посредством введения в Кремль электрической сигнализации (один инженер, Термен, показывал в Кремле свои опыты: такая сигнализация, что звонок получается при одном приближении к проволоке, до прикосновения к ней)».
На институт Иоффе посыпались заказы: в частности, такой системой сигнализации уже тогда оснастили Госхран и Эрмитаж (заметим, кстати, что всего лишь пять лет назад охранная система Эрмитажа была заменена на усовершенствованную, но принципиально новые решения, способные конкурировать с изобретением Термена, предложить до сих пор трудно).
Опыты Термена как нельзя лучше соответствовали «мейнстриму», то бишь генеральной линии партии. В это время проходил VIII Всероссийский электротехнический съезд, на котором был принят знаменитый план ГОЭЛРО. А тут выяснилось, что электричество не только светит и греет, но еще и поет для пролетариата! Партия дала Термену задание пропагандировать «электричество на службе музыки» везде, где только можно, в том числе за границей. Получив специальный мандат на поездки по стране, Термен провел около 180 лекций-концертов в разных городах России. Газеты писали: «Изобретение Термена — музыкальный трактор, идущий на смену сохе».
А вот другое гениальное открытие Термена, сделанное тогда же, осталось неоцененным. А оно было никак не менее значительным, чем его «музыкальный трактор» (ничего не вижу смешного в этом словосочетании, говорим же мы сейчас «музыкальный комбайн», что, по-моему, ничуть не лучше). Слова «телевидение» не было, и свое изобретение Лев Термен назвал «устройством электрического дальновидения».
В 1923–1926 годах он в очередной раз решил подучиться — на этот раз в Петроградском политехническом институте. В качестве дипломной работы (третий по счету диплом!) им был представлен опытный образец действующей телевизионной установки, использующей систему 64-строчной механической развертки. Телевизионное изображение воспроизводилось на экране со сторонами около 0.5x0.5 м.
По традиции, первым интерес к телевизору Термена проявило военное ведомство. По его заказу была изготовлена установка оптико-механического «дальновидения». Телевизионную камеру поместили над входом в Управление РККА на Арбатской площади, и нарком К.Е. Ворошилов демонстрировал красным командирам возможность увидеть подходящих к зданию людей, не выглядывая в окно. Система была несовершенной, но все-таки изображение получалось достаточно четким, чтобы разглядеть на экране трубку и усы направляющегося на совещание Сталина. Прибор засекретили, изобретателя наградили премией и… отправили на музыкальные гастроли в Европу.
Довольно странный поворот судьбы. Пропаганда достижений молодой республики? Не только. Легальным прикрытием служила «творческая командировка» от наркома культуры Луначарского, но послало его за границу совсем другое ведомство. Для советской разведки этот человек мог стать (и на десять лет действительно стал) незаменимым источником технической информации.
А вот теперь следует сделать небольшое отступление, чтобы все сказанное ниже стало более понятным. Лев Термен не кривил душой и не приспосабливался. Убеждения он не менял в течение всей своей долгой, очень долгой жизни.
Встреча с Лениным, благословившим молодого гения, решила если не все, то очень многое в судьбе Льва Термена. Во всяком случае, с тех пор он считал себя коммунистом. Правда, в партию большевиков его не принимали. Сначала как идейно незрелого, затем, видимо, из конспиративных соображений, ну, а потом он вообще попал под знаменитую 54 статью… В конце жизни ему попытались отказать из-за возраста. Но не тут-то было. Лев Термен всегда добивался своего, и в 95 лет, наконец, реализовал заветную мечту: в 1991 году получил красную книжечку с профилем Ленина на обложке. Если у Ленина был партийный билет №1, то у его верного последователя и современника Льва Термена, видимо, один из последних номеров — самых-самых последних в истории Коммунистической партии Советского Союза.
Партбилет ему выдавал партком Московского госуниверситета им. М. В. Ломоносова. На вопрос, зачем он вступает в разваливающуюся КПСС, Лев Сергеевич отвечал: «Я обещал Ленину». В менее официальной обстановке говорил проще: «Мне очень понравился Ленин». Иногда еще добавлял лукаво, что Ленин оказался единственным человеком, сразу сумевшим сыграть на терменвоксе. Если вспомнить, как именно «играл» Ильич, то резон для вступления в партию на десятом десятке жизни кажется весьма основательным.
Но до этого счастливого события остается еще более полувека бурной жизни. В 1926–27 годах русский гастролер — физик Термен со своим инструментом — едет завоевывать «дикий» Запад. Он выступает в лучших концертных залах Германии и Англии, в парижской «Гранд-Опера», неизменно привлекая внимание публики. Но настоящий триумф ждал Льва Термена в Америке: на первом концерте в зале отеля «Плаза» присутствовали композитор Сергей Рахманинов и дирижер Артуро Тосканини, а через год Термен уже солировал в Metropolitan Opera в сопровождении Нью-Йоркского филармонического оркестра.
Появляются последователи Термена — профессиональные радиомузыканты, выступающие с концертами. Самая известная из них — виолончелистка Клара Рокмор, которую обучал сам Термен. Она умела абсолютно точно извлекать звуки аккуратными и изящными движениями кистей рук и пальцев, словно дирижировала инструментом. «Нашла воздушную аппликатуру», — писали о ней критики.
Терменвокс завоевывает мир, а Лев Термен продолжает физические опыты, на которые обыватели глазеют, как на цирковые фокусы. Следует признать, что американский шоу-бизнес несколько повлиял на ученого, и некоторые заокеанские «опыты» Термена и впрямь напоминают балаган. Так, в Центральном парке Нью-Йорка одно время демонстрировался… парящий в воздухе «гроб Магомета» весом несколько центнеров (результат действия магнитных полей). Но это всего лишь безделка, шутка гения на потеху толпе.
Лев Термен находится на пике творческой активности, условия для работы в Америке были идеальными. Он создает клавишный вариант терменвокса, еще несколько инструментов, работающих на гетеродинном принципе, в том числе «электрическую виолончель». Эту новую разработку в 1930 году опробовали на концерте в Карнеги-холле. Концерт проходил под аккомпанемент «оркестра» из четырнадцати «эфирофонов» и сопровождался световыми эффектами. Последнее не случайно. Термен экспериментировал не только со звуком, но и со светом. Немногим позже он сконструировал огромные прозрачные колеса с нанесенными на них геометрическими рисунками и арабскими цифрами, вращающиеся перед неоновой стробоскопической лампой. С изменением высоты тона синхронно менялась и частота вспышек стробоскопа, геометрические рисунки постоянно менялись. Благодаря феномену инерции зрения создавались ошеломляющие зрительные эффекты.
В 1932 году Термен реализовал другой шоу-проект: грандиозное представление с участием шестнадцати «виолончельных» и «клавишных» терменвоксов, электронных литавр (тоже клавишных) и терпситона. Терпсихора — древнегреческая муза танца, а терпситон, или эфирно-музыкально-танцевальная платформа Термена, представлял собой арену, чувствительную к движениям танцора и превращающую танец в замысловатые звуки. От движений рук зависела интонация, а от поклонов — громкость. Для постановки пригласили афро-американскую балетную труппу, но Термен остался недоволен результатом: слаженной симфонии из танца чернокожих артистов не получилось. Но одна из танцовщиц, талантливая мулатка с роскошным и гибким телом, покорила сердце великого человека: это была Лавиния Уильямс, вскоре ставшая его женой.
Leon Theremin арендует на 99 лет шестиэтажное здание на 54-й авеню Манхеттена. Он оборудует лабораторию-мастерскую и музыкально-танцевальную студию со специальным танц-классом, где льющаяся из стен музыка замедлялась или убыстрялась в зависимости от ритма движений. Его студию посещали М. Равель, Дж. Гершвин, Чарли Чаплин, Альберт Эйнштейн, А. Зилоти, Л. Стоковский и другие.
Компания RCA (Radio Corporation of America) в 1929 году купила у изобретателя лицензию на право производства «терменов» в США. С разрешения советских властей Термен основал в Штатах фирму Teletouch, занимавшуюся производством электронных музыкальных инструментов. Советский разведчик становится членом клуба миллионеров США. Теперь среди его знакомых Рокфеллер, Дюпон и будущий президент Эйзенхауэр. Созданная им фирма также обеспечивает охранными сигнализациями предприятия военной промышленности, важные объекты. «Сторожа» Термена установили, например, в форте Нокс, где хранится золотой запас США, в тюрьме Синг-Синг. По просьбе самого Эйнштейна Лев Сергеевич активно участвует в настройке телефонной связи между США и СССР.
И при этом Лев Термен продолжает оставаться гражданином СССР, встречается с согражданами и сотрудниками посольства. И прочими сотрудниками в штатском. Хотя предпринимателем Термен оказался прекрасным, миллионером он был липовым — жил очень скромно, потому что все деньги за патенты и львиную долю доходов отдавал в казну Советского государства. В конце 1938 года, бросив в США все дела и закупив приборы, нужные для СССР, Лев Сергеевич внезапно возвращается «домой». Есть разные версии: может быть, к этому времени он оказался под колпаком спецслужб США, а может, женитьба на чернокожей балерине явилась последней каплей, переполнившей чашу терпения НКВД, и чекисты стали опасаться, что их агент примет, наконец, американское гражданство. Родственники Термена считают, что вернуться его заставили угрозами. Сам он утверждал, что пошел на этот шаг добровольно: «знал о надвигающейся на СССР войне и хотел быть на Родине».
Как бы то ни было, по липовым документам он плывет на корабле в Советский Союз. Господину (товарищу) Термену пообещали, что жена приедет сразу же вслед за ним. Но Лавинию Термен не только «не пригласили» в Россию, но даже не объяснили, куда внезапно исчез ее муж. До конца жизни она так и оставалась в неведении, даже не поняв, как ей повезло.
Но все же можно предполагать, что Термена действительно просто «попросили» приехать в Советский Союз «для уточнения некоторых формальностей» и он сразу же согласился. Видимо, на Лубянке не верили в возможность столь быстрого возвращения, и появление законопослушного Термена в Москве вызвало некоторую растерянность у комитетчиков. Лев Сергеевич поселился в гостинице и несколько месяцев обивал пороги ведомств, убеждая чиновников создать научный институт по профилю его исследований. Наконец его услышали: в гостиничный номер пришел человек в штатском, который пообещал, что все устроит. И правда, все сразу же волшебным образом «устроилось»: и с местом работы, и с казенной квартирой. Сначала Термена отвезли в Бутырскую тюрьму, где он в свободное от допросов время сочинял «отчет по командировке в США». Потом предъявили обвинение в убийстве Кирова. Напомним, что дело было в 1939 году. За пять лет было не сочинить «дела», соответствующего масштабу личности Термена! Лев Сергеевич охотно «раскололся» и представил сочинение на заданную тему: готовил, мол, покушение на Кирова во время посещения им Пулковской обсерватории. Коллеги-астрономы должны были подложить радиоуправляемое устройство, а Термен в нужный момент сам нажал бы на кнопку (из Нью-Йорка). Юмор «русского американца» не понравился, и его особым совещанием при НКВД СССР осудили по универсальной статье 58-4 УК РСФСР… «Ах, ты пела? Это дело…». Восемь лет лагерей, каменный карьер на Колыме. Под началом у недавнего миллионера и бизнесмена — несколько десятков уголовников.
Интеллигент везде остается интеллигентом. Термен не только уцелел сам, но и помог выжить своей «бригаде»: придумал, как облегчить транспортировку груза при помощи тачки с деревянным монорельсом. Люди перестали надрываться, начали перевыполнять норму, зарабатывая себе на добавочный паек. Словом, когда через год (приближалась война!) спохватились и распорядились перевести ценного специалиста в «шарашку», зэки плакали, расставаясь с ним. Подарили на прощание шубу.
Термен стал работать в закрытом КБ, за колючей проволокой, в Омске, затем в Москве (читайте Солженицына, лучше никто не опишет). Вместе с Терменом «отбывают свой срок» авиаконструктор А. Туполев и будущий проектировщик космических кораблей С. Королев (его назначили помощником Термена, когда увидели, как Лев Сергеевич сам раскраивает картон для модели самолета). Они конструируют радиомаяки для авиации, аппаратуру для управления беспилотными самолетами.
Уже после войны, в 1948 году, за изобретение подслушивающего устройства «Буран» Термен был удостоен Закрытой (была и такая!) Сталинской премии первой степени. К премии полагались свобода и квартира в престижном Доме чекистов на Ленинском проспекте.
«Буран» позволял с расстояния 300–500 метров регистрировать колебания оконного стекла в помещениях, где разговаривали люди, и преобразовывать эти колебания в звуки. Лаврентий Берия любил тайком послушать товарища Сталина, и, по странному стечению обстоятельств, фрагменты этих пленок долго хранились у Термена дома, пока от старости не пришли в негодность. Вообще, подслушивающие устройства в нашей стране были предметом первой необходимости и широко использовались в народном хозяйстве. В частности, такой аппаратик преспокойно поселился в деревянном панно с американским гербом, подаренном советскими пионерами послу США Гарриману в 1945 году. «Жучка» отыскали только в 50-х, он относился к классу «пассивных» закладок. Вражеская разведка долго ломала голову над тем, как работает металлический цилиндрик, не имеющий ни присоединительных проводов, ни блока питания. Принцип действия советского «жучка» разгадали, в конце концов, лишь сотрудники британской контрразведки.
Но и после освобождения Термен остался в «ласковых объятьях» чекистов: он работал в закрытом «НИИ КГБ». Во время работы на советские спецслужбы он успел сделать «немало полезных вещей», о которых уже особо не распространялся: видимо, срок секретности не истек, к тому же, как показала жизнь, его изобретения не устаревают.
В 1967 году, когда ученый, наконец, смог вернуться к своему любимому мирному занятию, электронному музицированию, случилась еще одна неприятность — мелкая по сравнению с прежними, но досадная. Корреспондент газеты «New York Times» узнал о том, что человек-легенда Америки Леон Термен жив, и написал об этом заметку.
Лев Сергеевич мигом вылетел из Консерватории и только благодаря помощи учеников устроился рабочим на физический факультет МГУ.
В следующий раз о Термене «вспомнили» в конце 80-х — сначала, как водится, за границей, а потом и у нас. Его стали приглашать во Францию, Швецию, США. В январе 1993 года он поехал в Нидерланды на фестиваль «Шенберг–Кандинский». Здесь с ним случилось еще одно романтическое приключение (увы, последнее в его жизни). Молодую голландскую художницу Термен уговаривал поехать с ним в Москву, уверяя, что открыл секрет омоложения и бессмертия. Этот вопрос волновал его давно, с 20-х годов, а накануне собственного столетия стал, естественно, особенно актуальным. В последние годы на своих лекциях (в МГУ и в Музее музыкальных инструментов) он часто говорил о том, что изобрел прибор, позволяющий за год помолодеть на пять лет. Глядя на этого господина аристократической внешности — подвижного, искрометно остроумного, изящного, — в это можно было поверить. Шутя, Лев Сергеевич объяснял, что причина кроется в фамилии: если «Термен» прочитать задом наперед, получается «не мрет»!
К проблеме бессмертия Термен подходил как к инженерной задаче (как и Н. Федоров, основоположник русского космизма). Ученый писал: «В 20-е годы главной идеей для меня стала борьба со смертью. Я штудировал работы по исследованию жизни клеток животных, захороненных в вечной мерзлоте. Думал над тем, что будет с людьми, если их заморозить, а потом снова разморозить...». Узнав о смерти Ленина, Термен стал требовать, чтобы вождя похоронили в мерзлоте. Послал в Горки надежного помощника — выяснить, как все это оформить. Увы, сделать уже было ничего нельзя. «Оказалось, что мозг и сердце Ленина доктора извлекли, поместили в банку, залили спиртом и, таким образом, убили все клетки. Я был сильно огорчен», — шестьдесят лет спустя сокрушался ученый.
Потом Термен не раз возвращался к идее «эликсира молодости». В Америке он изучал движение живых клеток под микроскопом и создал теорию «микроскопии времени»: время для микрочастиц протекает в ином, убыстренном темпе, и если рассматривать микромир с увеличением в тысячу раз, то во столько же раз надо замедлить его движение, — тогда взгляду откроются великие тайны мироздания. Исходя из этого, следует искать пути воздействия на организм на молекулярном уровне — так можно замедлить старение. В общем, ему было о чем поговорить с Эйнштейном (после бесед друзья играли дуэтом: Альберт — на скрипке, Леон — на терменвоксе; впрочем, Термен скептически отзывался о музыкальных способностях великого физика, добавляя при этом, что жена Эйнштейна действительно была прекрасной пианисткой).
Вернувшись из Гааги, где если не соблазнил прекрасную голландку, то основательно заморочил ей голову, Лев Сергеевич застал полный разгром в своем доме. Вернее, в комнате, которую ему выделило правительство от щедрот своих под лабораторию. Вероятно, соседи по коммуналке не выдержали странного старика, который «зажился» и не освобождает площадь… Последнего удара Лев Сергеевич не выдержал. Термен умер 4 ноября 1993 года в 97-летнем возрасте.
От шестиэтажного дома в Нью-Йорке — до идиотской комнаты в московской коммуналке. Такова амплитуда колебаний судьбы гения.
— Комментарий можно оставить без регистрации, для этого достаточно заполнить одно обязательное поле Текст комментария. Анонимные комментарии проходят модерацию и до момента одобрения видны только в браузере автора
— Комментарии зарегистрированных пользователей публикуются сразу после создания