Австрийский кинорежиссер Михаэль Ханеке рассказывает о своем фильме «Любовь», взявшем главный приз на Каннском кинофестивале в 2012 году. Пугающему призраку смерти в этом фильме сопутствует редкая для холодноватого аналитического кино господина Ханеке нежность. Фильм тронул критиков.

Цифровое бессмертие - мечтания ученых или научный факт? Перевод статьи известного ученого-физика Джулио Приско, занимающегося вопросами технологий будущего: "Мне очень интересны биологические исследования в области продления жизни, но такие исследования - лишь промежуточный этап. Рано или поздно биологические формы жизни останутся в прошлом, и мы будем жить как «ангелы в киберпространстве», как бестелесные существа, как программная начинка в виртуальном теле или теле робота".

Не вызванивать помощь, не просить женщину не двигаться: войти в нее. И утешать: «В следующий раз все обязательно получится». Что получится? Смерть. Что случилось? Автокатастрофа. «Автокатастрофа». Фильмы Дэвида Кроненберга именно что случаются, как несчастный случай.

Возможно, это самый необычный вестерн, снятый в Голливуде. Его смотришь с нарастающим недоумением, непроизвольно встряхиваешь головой, отгоняя морок. Того, что творится на экране, не может быть, потому что не может быть никогда. Но морок не проходит, фильм вытворяет, что хочет, нарушает все писаные и неписаные правила. Просто черт знает что такое, а не фильм.

«Самурай» называют первым в истории фильмом о киллере. Впрочем, слово «киллер» тогда еще не было в ходу в Европе. Говорили: «tueur a gages» — «наемный убийца». Не то, чтобы кино до конца 1960-х годов совсем игнорировало профессиональных убийц. Нет, в десятках гангстерских фильмов мелькали где-то на втором плане скользкие, патологические, молчаливые выродки, повинуясь кивку какого-нибудь «лица со шрамом», казнившие конкурентов босса...

Первые планы «Американской ночи» (1973) Франсуа Трюффо вопиюще бессмысленны. Камера панорамирует по улице южного городка: общий план, взгляд ни на чем не задерживается — и тем тревожнее старается задержаться хоть на чем-то, выловить нечто в ленивом полуденном движении героев. Вместе с тем эта пустота мгновенно вызывает множество кинематографических ассоциаций.

Первые слова в фильме Алена Рене: «Ты ничего не видела в Хиросиме. Ничего». «Я видела все. Все», — отвечает она. Рассказывает, что была в госпитале и ходила в музей, смотрела фотографии разрушенного города. Ей это было необходимо для работы; в Хиросиму она приехала на съемки фильма. Даже это он узнает уже после того, как двое, насытившись, смогли друг от друга оторваться. Абсолют страсти.

В 20-е годы в Германии родилось новое мощное художественное направление — экспрессионизм. И именно художники задали тон немецкому кинематографу. «Фильмы должны стать ожившими рисунками», - провозгласил тогда Герман Варм из группы «Дер Штурм». Художники-экспрессионисты из этой группы сняли поразительный фильм ужасов «Кабинет доктора Калигари».

Интервью с Дмитрием Булатовым — единственным в нашей стране специалистом по так называемому «влажному искусству», или Ars Chimaera («искусства химер»).

Беседовать с писателем Максом Фраем в кофейне — высшая степень сообразности. Светлана Мартынчик, которая (сообщаю непосвященным страшным шепотом) и есть Макс Фрай, сидит напротив меня. Во время нашего разговора рыжеволосый колдун, удачливый беглец от смерти по имени Макс запросто мог присесть за соседний столик с чашечкой кофе. Это вполне в его духе.

«Тоска Вероники Фосс» Райнера Вернера Фассбиндера — фильм, в разговоре о котором не избежать слов, так или иначе обозначающих финал, смерть. Фильм об агонии и смерти наркоманки, былой звезды нацистского кино Вероники Фосс, прототипом которой стала актриса Сибилла Шмиц. Завершающая часть трилогии о немецкой женщине, о любимой и ненавистной Германии.

О чем этот фильм? О том, как 8 мая 1945 года 24-летний боевик антифашистской и антикоммунистической Армии Крайовой выслеживает в маленьком польском городке крупного партийного функционера Щуку, чтобы убить его и погибнуть самому? Ну да. Об абсурде гражданской войны, о людях, принесенных в жертву политическим амбициям? Скучные слова, но тоже справедливые.

Я не люблю «Малхолланд Драйв». «Не люблю» — мягко сказано: я не понимаю этот фильм, он бесит меня, выводит из себя. Еще в большей степени, чем сам фильм, бесит влечение, которое я испытывал к Линчу, и которого почти стыжусь; ожидания, которые возбуждает каждый его новый фильм, и которые он так умело обламывает.

Нескольким поколениям зрителей критики внушали, мягко говоря, преувеличенное представление о клубящемся мраке кинематографа Ингмара Бергмана. Что тогда говорить о «Седьмой печати» (1956), которая — по внешним признакам — идеальная иллюстрация к такого рода интерпретациям. Средневековье, чума, беснующиеся флагелланты, юная ведьма под пытками, мародеры, безглазые трупы.

Фильм ужасов — кино в самом чистом виде. Многие жанры кино (мелодрама, фантастика, историческая эпопея) живут в литературе, театре, даже в живописи и скульптуре. Но не жанр horror. Вряд ли кого-то всерьез пугает вурдалак на театральной сцене или адское чудище на полотне Генриха Фюссли; мы не просыпаемся ночью от кошмара, навеянного страницами «Острова доктора Моро» Уэллса.